Дискриминация мигрантов при принятии решения об опеке в Швеции. Премьера фильма "Гражданин первого сорта"

Когда мы говорим о равноправии и борьбе с домашним насилием, мы ставим в пример скандинавские страны. Однако сформировавшийся внешний образ не всегда соответствует действительности. Литовская журналистка и режиссер-документалист Диана Мария Олссон переехала в Швецию по любви. Все начиналось как в сказке: муж красиво ухаживал, пел ей серенады и боготворил. Потом был переезд, свадьба, рождение ребенка. И принц из сказки стал превращаться в монстра. Началось насилие, сначала психологическое, потом физическое. А после развода Диана столкнулась с насилием со стороны государства, почувствовав на себе, как правовая система дискриминирует мигрантов в принятии решений об опеке. Суд оставил сына с мужем, несмотря на предоставленные записи случаев домашнего насилия.

Фильм Олссон “Гражданин первого класса” – это геополитический триллер, рассказывающий историю жертвы от первого лица и о несовершенствах шведской демократии. Картина доступна на сайте до третьего мая.

Мы поговорили с режиссером о фильме и ее опыте шведского правосудия.

– Вы сняли настоящий триллер, особенно страшный для тех, у кого есть опыт родительства. Какие у вас были задачи?

– Одной из моих задач было напугать, чтобы никто не повторял моих ошибок. Это невыносимый опыт, когда у матери забирают ребенка в трехлетнем возрасте. Когда в нашем первом zoom-звонке мой сын сказал мне: “Мамочка, я хочу жить с тобой”. А ты ничего не можешь сделать.

Не было никаких причин для того, чтобы забрать у меня ребенка. Я была прекрасной матерью, у меня нет никаких зависимостей. В то время как мой бывший муж – абьюзер. И государство решает, что сыну будет лучше с ним.

– Ситуация до сих пор не изменилась? Ваш сын по-прежнему с отцом?

Да, ничего не изменилось. Я трачу все свое время и ресурсы на это. Недавно я получила ответ от консульства здесь, в Дании, где я сейчас живу. Они не видят никакой проблемы в принятом решении. Я просто в недоумении от этого: “Неужели в этих странах это нормально, отнимать ребенка у матери?”

– А в Дании такие же законы, как и в Швеции?

– Я разговаривала с одной женщиной, которая была в подобной ситуации. Ее муж не применял физическое насилие, как мой, но он доминировал психологически. Она тоже иностранка. У этих стран похожая техника. Несмотря на все мои дипломы, в какой-то момент, после того как я разорвала отношения с мужем, мне запретили работать. Хоть у меня и был проект для шведского телевидения, мне предлагали только низкоквалифицированные позиции. У меня был грант на обучение, мне запретили им воспользоваться. Даже социальные работницы вместо того чтобы помочь, каждый раз подчеркивали, что они выше рангом в системе, и позволяли себе какие-то националистические и даже нацистские высказывания.

Часть такого разговора есть в фильме. Я не все успела записать. Я не могла поверить, что эти вещи происходят на самом деле. Они смеялись мне в лицо во время рассказов о том, что муж меня бьет. Я очень боялась прерывать отношения с ним. Однажды он мне угрожал с ножом, что убьет меня, если я его брошу. Принять это решение меня вдохновил сайт поддержки женщин. Там было очень успокаивающее и вселяющее надежду послание, которое дало мне силы и храбрости закончить эти отношения. Но как только я это сделала, я поняла, что ни на какую конкретную помощь нельзя рассчитывать.

Мне запретили работать, учиться, у меня не было доступа к моим сбережениям. Мне надо было содержать ребенка, и в то же время социальный работник сказал, что мне лучше не выходить из дома, чтобы случайно не встретиться с мужем. А потом они обвинили меня в том, что я одержимая мать, потому что не давала отцу встречаться с ребенком, хотя я просто следовала их советам. Однажды я сказала им, что не чувствую себя в безопасности в одной стране с мужем, и они сделали вывод, что я хочу украсть ребенка и отвезти его в Литву. Через год жизни без работы у меня не осталось денег, чтобы содержать нас с сыном, я брала в долг у своей семьи, и единственным выходом было вернуться в Литву к моей семье.

– Почему вы этого не сделали?

– Мне не разрешили. Сначала они установили расписание, по которому отец должен был встречаться два часа в неделю с ребенком в специальном детском саду под присмотром специальных людей. А когда у меня отобрали ребенка, под предлогом того, что я его украду и увезу, мне уже разрешили видеть сына четыре раза в год. Представляете, какая диспропорция!

– И сколько времени вам дают на встречу?

– Мне дают встречаться с ним на каникулах, несколько недель. Но это не то, что меня тревожит. Я хочу его воспитывать, это мой ребенок. Меня пугает, что он находится с отцом и может стать таким же агрессивным, оправдывающим насилие над женщинами. Иногда во время разговоров по zoom я чувствую это. Когда мой бывший муж рядом с компьютером, ребенок отворачивается и говорит, что не хочет со мной разговаривать. Муж транслирует через ребенка ненависть ко мне.

– Сколько лет вашему сыну сейчас?

– Уже пять. Я два года борюсь с этой системой. Я родилась в Советском Союзе, в системе, бороться с которой было невозможно. В Швеции я получила подобный опыт, с этой невозможностью пойти против государства. У литовцев представления о Швеции очень идеализированные: гендерное равноправие, социальная и правовая система на высшем уровне. Казалось бы!

Я писала министрам, политикам, журналистам – бесполезно. Хотя недавно со мной связались журналисты, которые решили сделать программу о моем случае. Они расследовали дело полгода, связались с моими адвокатами, изучили все документы. Они назвали передачу “Когда насилие побеждает”.

– Это уже маленькая победа!

– Да, но интересно, что они решили скрыть мое реальное имя, назвав меня Изабеллой. Они надели на меня парик и хирургическую маску. Если бы мой муж меня узнал, то у тех, кто делал программу, были бы проблемы, они могли бы потерять работу. Журналистка, делавшая эту программу, сказала мне, что такое случается впервые за всю историю шведского телевидения. До этого никто не поднимал вопрос о детской опеке. Представляете общество, где абьюзера вознаграждают опекой, а жертву лишают возможности видеть ребенка, и ты не имеешь права об этом говорить в прессе?

– Значит ли это, что ваш фильм невозможно будет показать по шведскому телевидению?

– Именно, они так и сказали, мы не можем показать фильм, потому что там есть мое лицо и лицо ребенка и потому, что фильм может негативно повлиять на имидж моего бывшего мужа.

– Как вы думаете, почему, несмотря на все доказательства насилия по отношению к вам, аудиозаписи, в которых он сам признается во всем, ему все равно передали опеку над ребенком?

– Я не знаю, и я была бы очень рада, если бы мне кто-то это объяснил.

– Вы в фильме используете эти аудиозаписи, совмещая их с анимацией. Как вам пришла эта идея?

– Я хотела показать сцены насилия, чтобы предупредить других женщин, и поняла, что анимация – идеальный способ, потому что она может вызвать сочувствие.

– После вашего случая вы основали организацию “Ребенок и семья в центре внимания” (Child and Family in Focus). Чем она занимается?

– Я слушаю истории, собираю их. Мне звонит большое количество женщин, у которых похожие истории. Но я не могу им ничем помочь, ведь я и сама себе не помогла.

– Есть ли истории побед, когда удалось вернуть ребенка?

– Вы знаете, это почти невозможно. Таких случаев не было. На моем примере уже случилось невероятное. Про мой случай сделали передачу для телевидения. Но все равно, мне пришлось скрывать свою идентичность. Я не могу свободно выйти и рассказать о своей проблеме, хотя не сделала ничего противозаконного. Эта тема табуирована в Швеции.

– Видел ли ваш бывший муж фильм?

– Нет. Вы думаете, это как-то изменило бы ситуацию?

– Может быть, это помогло бы ему посмотреть на ситуацию вашими глазами, изменить позицию?

– Вы рассуждаете так же, как и я в самом начале. Я не замечала психологического насилия, пыталась понять его. Только потом я осознала, что он меня мучал и получал удовольствие от этого. Я начала читать про садизм и все поняла, я потеряла надежду на его эмпатию.

– Вы в своем стейтменте говорили о том, что сначала собирались сделать картину, чтобы вдохновить других женщин уйти от своих жестоких мужей. Вы писали: “Я хотела сказать “оставь его, тебе помогут…” Потом вы изменили мнение: “Останься с ним, молчи, пусть он бьет тебя, потому что только тогда ты сможешь остаться со своим ребенком”. Вы по-прежнему так считаете?

– Я думаю, что для женщины не может быть ничего хуже, чем разлука с собственным ребенком. Она может терпеть любое насилие, все, главное, чтобы ребенок был рядом. Эта фраза, конечно, немного провокативная, но это правда. Многие люди в этой системе как раз на стороне отца, судьи, социальные работники. Они все поддерживают абьюзера.
Дискриминация мигрантов при принятии решения об опеке в Швеции. Премьера фильма “Гражданин первого сорта”
#Россия #Украина