"Путин верит солдатам с Первого канала". Режиссер "F@ck This Job" Вера Кричевская — о будущем России и "Дождя"

Режиссер фильма “F@ck This Job” Вера Кричевская рассказывает о том, есть ли будущее у закрытого в России телеканала “Дождь”, как и почему Путин пришел к власти и о влиянии массмедиа на россиян.

— Как вы себя ощущаете, начиная с 24 февраля этого года?

— Я могу сказать, что ничего в моей жизни подобного не было. Я думаю, что это самые темные дни моей жизни. Я очень хорошо помню, когда я была ребенком, только началась война в Афганистане. Я помню родителей, их друзей, какие-то разговоры. Но мне кажется, что того, что мы чувствуем, не было ничего. Нужно понять, что мы оказались в книжке, мы оказались в каком-то страшном кинофильме. Причем этот фильм мы уже смотрели в детстве. Потому что когда ты слышишь географические точки, тем более этот российский нарратив про нацистов, [ощущение, что] мы оказались в какой-то книжке, в каком-то фильме, абсолютно неготовыми к этому.

И точно надо понимать, что жизнь никогда не будет прежней. Она никогда не вернется к той точке, в которой она была до 24 февраля. И в этом смысле мы абсолютно равны. Жизнь никогда не будет прежней у Владимира Путина, жизнь никогда не будет прежней у тех семей, которые каждый день теряют своих родственников, близких и друзей. Жизнь никогда не будет прежней у московской прокремлевской элиты – они этого не понимают до конца. И у меня никогда не будет прежней жизни, у наших коллег.

— Как вы справляетесь с этим пониманием?

— Я с этим не справляюсь. К счастью, я очень занята. Я занимаюсь несколькими разными вещами, и у меня не хватает времени подумать о том, что происходит. У меня на рефлексию нет времени. Конечно, я, как любой нормальный человек, много раз за день начинаю плакать. В последний раз я плакала несколько часов назад в Берлине на вокзале, потому что это душераздирающие картины беженцев и в хорошем смысле немцев, которые так там организовались фантастически. Я еще не успела понять, что происходит здесь, в Праге. Да, ты плачешь много раз в день. Но потом тебя накрывает волна обязательств и того, что нужно срочно сделать. У нас абсолютно веерно по всему миру выходит кино, мне, конечно, хочется его максимально продвинуть. Плюс мы с моими коллегами с телеканала “Дождь” постоянно находимся в таком же индивидуальном придумывании, как сейчас доставлять любую информацию в Россию.

— По поводу кино. Я его смотрел, наверное, на вторую неделю войны. Прямо вот эта линия страны – вроде смотришь и понимаешь, что понятно, почему все это случилось 24 февраля. Но это, наверное, сейчас все так логично, поскольку уже [задним числом]. Для вас было это понимание?

— Я ужасный пессимист. И я очень давно считаю, что Россия катится к катастрофе. Конечно, ни в каком воображении я эту катастрофу представить не могла. Мне казалось, когда посадили Навального и то, что может с ним случиться в тюрьме, – это и будет какая-то точка, катастрофа. Оказалось, что катастрофа намного масштабнее, она касается всей Европы, она касается всего мира.

Мне хотелось последовательно показать, как развивается линия России с 2007-2008 года. И там есть несколько реперных точек – их могло быть больше, но поскольку я очень хотела сделать кино международное, для иностранной аудитории, я выбрала те события, они и для нас очень важные, которые показывают эту деградацию режима.

Этот путь от какой-то надежды в 2007-2008 году, когда Владимир Путин технически перестал быть президентом, до полной изоляции, которая случилась. И, конечно, война в Украине, Крым – вот это событие 2014 года – это центральное событие, которое изменило всех нас. Оно не изменило нас тогда так радикально. Но мы находимся все в той же войне, просто эта война тоже развивается. И то, как эта война повлияла на моих коллег, на главную героиню Наташу, то, как она изменила Россию, “Дождь”, Украину, – это ключевой перелом в фильме.

И, конечно, почему такие веерные премьеры? Какие-то премьеры фильма были запланированы: красивая премьера в Германии, в Скандинавии и так далее. Все это сместилось уже где-то без кинотеатров – сразу платформы и телеканалы. Потому что понятно, что даже те компании, которые купили фильм давно, они мне звонили, когда война началась и говорили: “Понимаешь, мы должны показывать это сейчас. Мы не можем по-другому объяснить, что происходит, а с твоим фильмом можем”.

Конечно, у всех абсолютно одна и та же реакция: теперь все понятно. Но я ни в каком страшном сне не могла себе представить, что этот фильм может быть объяснением такого кошмара.

— Готовясь к интервью, пересматривал ваш фильм про Немцова. Там есть потрясающий момент, когда Немцов в 2004 году на Майдане выступает и говорит: “Сейчас Украина должна помочь России стать свободной”.

— И вот Украина помогает такими жертвами. Мы ведь не знаем, поможет или нет на самом деле. Но понятно, что это связка: свободная европейская Украина невозможна при Путине. Это абсолютно понятно. Путин, к сожалению, смог вокруг себя завязать таких цепей. Мы понимаем, что Навальный никогда не выйдет на свободу, пока Владимир Путин будет в Кремле. И, скорее всего, Украина в своих границах не сможет стать настоящей европейской страной, пока Владимир Путин в Кремле. Я могу ошибаться, я хотела бы ошибаться. Но мне кажется, что он абсолютно не сможет потерпеть никакого европеизированного соседа рядом.

— В вашем фильме “Дело Собчака” Путин – один из ключевых персонажей. Вот этот момент в конце фильма, когда Путин рассказывает про спецоперацию, он выглядит там очень хорошим, с общечеловеческой точки зрения. Он верный ученик, настоящий друг, не предал и не бросил своих.

— Мне кажется – я это очень много раз говорила – что не проанализировав, не пережив на национальном уровне то, как он пришел к власти, невозможно двигаться дальше. Невозможно ни на каких честных выборах выбрать кого-то еще, потому что этот фильм полностью раскрывает то, почему ему поверили в окружении Ельцина, то, почему его так долго поддерживали либералы из окружения Ельцина. Они, конечно же, видели в нем верного Собчаку человека, который был довольно агрессивный в каком-то смысле.

Я считала, что, раз у меня в руках такой материал, я обязана рассказать, из чего он родился – из этой спецоперации, где просто они перепутали. Человек понятийный, который знает, как устроены понятийные законы в Ленинграде в начале 90-х, они перепутали понятийность с идеологией. Они перепутали понятийность с чем-то, как им казалось, близким им идеологически.

Мне очень многие говорили: “Не рассказывай эту историю, потому что он будет в ней хороший”. Я говорю: “Ну как я могу ее не рассказывать?” Мы сразу понимаем, как этот человек пришел к власти.

Весь мир должен адаптировать одно правило: человек не может быть во власти больше определенного количества лет. Происходит деградация, происходит абсолютное изменение сознания. Это то, что мы видим. Я никогда не голосовала за Путина. Я работала на НТВ, НТВ было просто фронтлайн – нас разгромили первыми, как только он пришел к власти. Я помню, что первые четыре-восемь лет я ужасалась от того, что люди его поддерживают. И меня никто вообще не слышал. Но все равно он был совершенно не тем человеком, которого мы видим сейчас. И очень хорошо это видно в фильме Манского “Свидетели Путина”. Он там абсолютно в адеквате. Мне кажется, что власть разрушает личность. Он, безусловно, в какой-то момент почувствовал свою миссию.

Смотрите, это очень важная вещь. Когда мы что-то знали про Путина, например, во время его первого срока, мы знали, что в машине он всегда смотрел новости: Первый канал, НТВ. То есть он следил за новостями, за тем, как это все выглядит в телевизоре. Я не знаю, продолжал ли он дальше смотреть новости, я не знаю, продолжает ли он сейчас смотреть новости, но произошла какая-то штука. Они придумали нереальный мир, мир, которого нет. Я очень много как раз говорю об этом в фильме F@ck This Job. Я показываю, насколько неадекватный и ненастоящий мир царит в этих телевизорах. Они придумали этот мир, они его удобряли, они его улучшали, они делали его более богатым. А потом случилось следующее: они поверили в этот мир.

Очень сложно вести с ними какие-то переговоры, даже с этой группой, которая общается с группой из Украины, потому что ты должен достучаться до мира, которого нет. Это абсолютно какая-то литература, это абсолютно оруэлловская среда. И я допускаю, что Путин верит искренне в то, что ему показывают его солдаты с Первого канала и с “России 1”. По-другому объяснить это вторжение в Украину я не могу, потому что ни один здоровый человек, который пользуется какими-то информационными ресурсами, который что-то читает, что-то видит, который бывал в Украине последние годы, ни одному здравомыслящему человеку не может прийти в голову, что украинцы могут встречать русских с цветами и пирогами. И я не знаю, что делала его разведка, я не знаю, какие ему давали репорты. Но это все говорит о том, что разные звенья этой машины находились в мире, которого нет. Это абсолютная фантастика.

— В фильме в устах Анны Монгайт фраза Синдеевой, я так понимаю, это уже 2019 год, когда совсем все было в кризисном состоянии, она сказала: “Если в ближайший год вы не сделаете меня счастливой, я это все нахрен закрою”. Это такой мощный акцент в фильме. Как вы относитесь к этой фразе как к посылу?

— Она девять лет страдает, потеряла все свои сбережения. Уже не знает, что делать, а число подписчиков не растет. Нет в стране запроса на независимые новости. При том, что “Дождь” построил самую широкую базу. Ни у одного СМИ в России не было такой базы подписчиков, которые платят. Ну это же долги, которые просто тебя разрывают, и тебе уже нечего вкладывать. Она руководитель-женщина, и она по-женски сказала, для нее очень важно быть мотором. Они знают, если она тухнет, то дело плохо пахнет, это хуже, чем Путин. Поэтому она должна быть в состоянии тонуса, чтобы тоже были все в состоянии тонуса, чтобы танцы продолжались.

— Из какого сора вырастают эти мальчишки, девчонки хипстеры, которые со стаканчиками Starbucks сидят в айфонах, в серьезных журналистов, в расследователей, в абсолютно мощных людей? Откуда это появляется?

— Жизнь по-разному ударяет по людям. Они попадают в среду, где все классно. А на “Дожде” всегда было классно и будет классно. Но не так классно, потому что чтобы было классно, нужно находиться на родине. Там была какая-то вирусная зараза в этой атмосфере. Были, кстати, люди, которые там не уживались, уходили, но их очень мало. Там были свободные прекрасные люди. Мы же никогда не брали людей с других каналов. Мы брали людей-девственников с точки зрения самоцензуры, которые не знают, что это такое. И они заражались идеей, что-то делали, делали честно. А потом: раз их ударяют, два их ударяют. И они видят, что это же нечестно, что это несправедливо, что это противоречит любым законам и вообще понятию “добро и зло”. И жизнь их формирует. Это ровно то, что произошло с Наташей. У нее с точки зрения определения добра и зла всегда все было нормально, но она была абсолютно девственна с точки зрения понимания, как устроена политика. И ее жизнь заставила не просто в этом разобраться, а занять какую-то позицию.

— Я увидел такую параллель с фильмом про Немцова, где Олег Сысуев, помните, избирательный ролик СПС, когда они проиграли, он говорит: “Они [Хакамада, Чубайс, Немцов] слишком были молодые, красивые, умные, начитанные для этой страны. В этой стране такого не нужно, там люди другие живут”. И я смотрел ваш фильм про “Дождь” и понимал, что это все про то же самое, только спустя годы.

— Это большой философский разговор о том, кто реально меняет страну. Люди не очень образованные, которые не участвуют ни в какой активной жизни страны, или те, кто является мотором в своих бизнесах, еще в чем-то. Какие-то независимые сейчас появились, которым более-менее можно доверять, цифры, опросы по поводу войны: 58% населения поддерживают войну. Эти 58% состоят на 70% из людей 60 плюс, которые каждый день много лет смотрят новости и больше ничего не делают. У них нет запроса на другую информацию. Пока нет. Может быть, будет, если жизнь сильно поменяется, если рядом с ними будут женщины и семьи, которые будут встречать своих погибших мужей и детей. Может быть, они захотят еще какой-то источник информации. Я не хочу обидеть этих людей, но очевидно, что они обмануты государством. Этих людей используют как пушечное мясо, фигурально выражаясь. Но эти люди не определяют разворот страны, они не определяют ее развитие.

А есть 21%, которые против этой войны. Это люди другого поколения. Я уверена, что почти они все и составляют аудиторию телеканала “Дождь”. Это очень сложный вопрос. В нашей новейшей истории только у телеканала НТВ в какой-то момент на уровне 2000-2001 года получилось найти какую-то возможность говорить с максимально широкой аудиторией на нашем языке. Других примеров я не помню. Я помню рейтинги программы “Намедни” Парфенова в 2000 году. Ведь людей тоже надо воспитывать. Двадцать лет сознательно отупляли их сознание. Их сознательно делали слепыми и темными. Может быть, для такой ситуации, когда нужна поддержка кровопролитию, которое Кремль и Владимир Путин развязали в Украине.

— Для вас самой сегодня “Дождь” – перевернутая страница?

— Да какая она перевернутая? Сейчас только все начинается.

— Есть шанс, что будет “Дождь”?

— У нас нет шанса молчать – вот это я точно знаю. А что будет, когда, где… Это уже касается не только “Дождя”. Это касается сотен тысяч людей, которые покинули Россию и покидают. Это люди, которые не планировали жить на чужбине, это люди, которым надо будет вернуться. Они все будут жить этим возвращением. И это не будет только про “Дождь” – это будет про всех, кто оказался в этой ситуации.
“Путин верит солдатам с Первого канала”. Режиссер “F@ck This Job” Вера Кричевская — о будущем России и “Дождя”
#Россия #Украина