В первые дни войны России в Украине из-за боевых действий в Черниговской области сгорело здание, в котором в том числе хранились документы архива КГБ. 12 тысяч дел о репрессиях в СССР, в том числе периода Большого террора, были утрачены. Затем, во время оккупации части Херсонской области, российские военные вывезли почти половину архивных документов, хранящихся в Херсоне и области, среди них и ключевые документы истории региона, начиная с XVIII века, пишет Радио Свобода.
В отличие от России, деятельность советских спецслужб была рассекречена законом Украины “О доступе к архивам репрессивных органов коммунистического тоталитарного режима 1917–1991 годов”. В сгоревшем подразделении СБУ в Чернигове, например, за последние три года было рассекречено около полумиллиона документов КГБ, а исследователям и родственникам репрессированных таким образом предоставили доступ к 12 тысячам дел. Год назад эти документы были утрачены безвозвратно.
Непоправимые утраты украинские архивы переживают не впервые. Помимо войны в XIX и XX веках документы из Украины вывозились в Россию, и сегодня они объявлены частью российского архивного фонда. Так произошло сначала в советское время, затем после аннексии Крыма в 2014 году. Такая же судьба – у документов Донецкой и Луганской областей Украины, так как архивные службы находятся в областных центрах этих регионов и сейчас контролируются Россией.
Глава Государственной архивной службы Украины Анатолий Хромов рассказывает, что пока война не закончилась, точных данных обо всех утраченных документах получить не удастся. Известно, что повреждены здания архивов в Харькове, где документы вроде бы уцелели, но информации о ситуации с районными архивами на оккупированных и освобожденных территориях нет. В интервью Радио Свобода Анатолий Хромов говорит, что Украина, несмотря на войну, продолжает рассекречивать, оцифровывать и предоставлять исследователям и родственникам архивные документы времен СССР, о том, какие утраты понесли украинские архивы за более чем год боевых действий, и почему в России архивные документы до сих пор остаются не востребованными обществом и публикуются избирательно, проходя цензуру.
– Если бы вы участвовали в тематических конференциях, вы бы знали, что не существует ни одной страны Центральной или Восточной Европы, или даже стран азиатских, которые бы не имели претензий к России по части культурного наследия в целом и архивам в частности. Из-за того, что документы либо были вывезены в Россию, либо до сих пор засекречены, – рассказывает Анатолий Хромов. – Во время войны, понятно, вообще никакого диалога с агрессором нет, но и до войны Россия не хотела обсуждать вопросы возвращения архивов. Беда российских архивов, на мой взгляд, двойная. Есть идеологический аспект, когда страна закрывается от мира в целом, в том числе это происходит в архивном деле. С другой стороны – коррупционная составляющая, потому что они вроде бы реализуют какие-то местные проекты по онлайн-доступу, по оцифровке, но это все длится десятилетия, и результата никакого. Это просто отмывание бюджета, который в эти проекты вкладывается. По этим причинам ждать, что в России что-то изменится в архивном деле без смены политического режима, не приходится. В этих условиях для Украины и для меня лично важно другое. Дело в том, что очень долгое время Россия была таким “большим братом” для постсоветских стран. Даже в архивном деле. Постсоветские страны смотрели, какую политику реализует Федеральное архивное агентство, и делали то же самое. Мы же хотим поменять эту ситуацию и показать, что эту сферу можно развивать по-другому. Сегодня среди постсоветских стран мы видим большой интерес к тому, какие колоссальные изменения происходят в архивном деле в Украине благодаря международному партнерству, благодаря открытиям архивов, в том числе секретных. Эта область вновь становится востребованной, интересной для граждан, для общества, для национальной памяти. Это совсем другой путь. Не обязательно идти в ту тупиковую ветку, куда идет Россия.
– Не могли бы вы рассказать на примере Чехии, каким образом происходит такое сотрудничество. На днях состоялась презентация сайта, на котором собраны тысячи документов из украинских архивов, касающихся репрессий в отношении граждан Чехословакии. Сайт доступен на нескольких языках, в том числе русском и украинском, не говоря об английском и чешском.
– Три года назад в Праге мы подписали договор о сотрудничестве между Государственной архивной службой Украины и Институтом исследования тоталитарных режимов Чешской Республики – архивом, который при этом институте работает. Договор подразумевает реализацию различных проектов. Институту интересно получить доступ и оцифровать документы, иллюстрирующие судьбу граждан Чехословакии, а также этнических чехов во время советских репрессий. Речь идет о периоде Большого террора 1930-х годов на территории Советского Союза в целом и на территории советской Украины в частности. Я знаю, что наши чешские коллеги много работали в архиве Закарпатской области. Архивы Украины хранят документы на не реабилитированных в советское время людей, репрессированных в советское время. Летом прошлого года, несмотря на войну, мы подписали еще один договор, про оцифровку документов по этой тематике в Центральном государственном архиве общественных организаций Украины. Этот архив хранит документы про реабилитированных граждан Киева, Киевской области времен Большого террора. Я понимаю заинтересованность чешских институций, потому что это судьбы людей, и это очень репрезентативные документы, часто с фотографиями, с анкетами, в них можно найти генеалогическую информацию, то есть данные о семьях репрессированных. Кроме того, это важно для политики национальной памяти в Чехии. Но и для Украины сотрудничество представляет интерес, потому что благодаря таким проектам мы увеличиваем темпы оцифровки национального архивного фонда, ведь одна копия остается партнерам, одна остается у нас. В дальнейшем эти цифровые копии могут быть использованы для других проектов, например, выставки, онлайн-ресурсы. Ведь сама по себе оцифровка без презентации – это ничто. Надо всегда думать о том, как увеличить доступность архивов не только для исследователей, но и для широкого числа простых граждан, которые интересуются историей.
– Успели ли оцифровать документы из сгоревшего архива в Черниговской области?
– В том-то и проблема с этим архивом КГБ, потому что конкретно этот архивный отдел, к сожалению, практически не был оцифрован. Организовать такой процесс было задачей архива СБУ, но до Чернигова не дошла очередь. Там практически единичные случаи наличия цифровых копий. Что касается Херсона – там ситуация лучше: украденные Россией документы мы до 40 процентов по отдельным фондам имеем в цифровых копиях. По этой причине сейчас мы собираемся менять нормативную базу и хотим предоставить право украинским государственным архивам выдавать справки и копии документов на основании не только оригинала, как это было раньше, но и на основании микропленки или цифровой копии в случае, если оригинал либо уничтожен, либо украден. Для того, чтобы люди могли получить архивную информацию о себе и своей семье. Нам таких запросов приходит очень много. Это важно не только в случае архивов Херсонской области, но и в случае цифровых копий из крымских архивов, которые у нас частично тоже есть.
– Что было вывезено в Россию после начала войны? Какие это архивы?
– Если говорить об архиве Херсонской области, то самое ценное – это исторические документы. Была вывезена значительная часть, до 50% фондов Государственного архива Херсонской области. Насколько мы знаем, они сейчас находятся в Крыму, и россияне уже заявили, что это теперь принадлежит им. Херсонский областной архив хранил ключевые документы Национального архивного фонда Украины с конца XVIII века и до наших дней. В первую очередь они украли все историческое, то есть времен Российской империи. Они украли много документов и по репрессированным, насколько я знаю. Частично они вывезли отдельные дела современной Украины, которые связаны, как мы считаем, с лицами, участвовавшими в коллаборации с временной российской властью. То есть они подчищали информацию о себе. Там какие-то налоговые проверки… и отдельные дела брали. Что конкретно – сложно пока понять, потому что Херсон каждый день под обстрелом. Уже прошло полгода, и мы пока не завершили полную проверку наличия всех дел. Завершить этот процесс в условиях обстрелов очень сложно.
Что важно сейчас подчеркнуть: грабеж украинских архивов продолжается. Если смотреть на описи дел, то мы находим иногда конкретные указания, если это советский, например, период, что дело в таком-то году выбыло в такой-то российский архив. Решение может быть не указано, или же по директиве Комитета по делам архивов СССР. Иными словами, были директивы и архивы вывозили. И мы эти фонды знаем. В Николаеве, например, насколько я помню, был фонд адмиралтейства, связанный с портами, их управлением в Российской империи. И в советское время решили, наверное, что российский фонд не настолько богат, репрезентативен, поэтому они пособирали по этой тематике документы из регионов, наполнив местными документами какой-то центральный фонд. А в 2014 году Россия, нарушая международное архивное право и свои же внутренние законы, присовокупила архивы Крыма и города Севастополя к архивному фонду России, а это украинские документы. Даже обойдем тут пропаганду, когда они говорят, что это документы Российской империи и это их, но они даже документы независимой Украины включили к себе в фонды как национальный архивный фонд России. Это вообще нонсенс. Причем без всякой экспертизы, как это принято, ведь должна быть экспертиза по культурной ценности и все остальное… Они все украли и сказали, что “это наше”.
– Вы упомянули Херсонскую область, но под временной оккупацией находилась и Черниговская область, и Харьковская область. Что происходит с архивами там, вывозились ли оттуда архивы после начала войны?
– Из крупных архивов у нас Херсон – наибольшая проблема, потому что он очень быстро был захвачен и нами не была обеспечена эвакуация, поэтому россиянам удалось ограбить его. Была временная оккупация и части Киевской области, и Черниговской, но в то время можно говорить лишь о военной дислокации, назовем это так, там не была организована местная администрация, в реальности их власти не было. Мы знаем про то, что они заходили в небольшие районные и разные региональные архивы, там воровали технику. И в Николаевской области такое было, где они временно находились. Документы их мало интересовали. Да там и нет такого пласта исторических документов. Были просто акты вандализма, когда они все ломали, стеллажи опрокидывали… Это все теперь надо восстанавливать. Просто неприятный момент, но он регистрирует, с кем мы воюем. Они использовали архивные короба с документами для того, чтобы справлять туда нужду, имеем и такие факты, у нас есть фотографии. В Харьковской области есть пара проблемных вопросов и в Николаевской области, потому что частично архивные помещения были повреждены. В разной степени. Где-то только окна пострадали, там надо ремонт делать, шрапнель, осколки могли повредить документы. В одном из районных архивов в Харьковской области обвалилось перекрытие. Там сейчас разбирают завалы и вытаскивают документы, чтобы потом их реставрировать и приводить в порядок. Но надо понимать, что это небольшие архивы. Это, конечно, проблема для конкретного человека, для конкретной семьи, потому что это может касаться вопросов социального обеспечения и так далее в этом районе, но в целом по стране наши утраты не такие пока большие. Дай бог, и дальше так будет.
Вообще войны такой интенсивности и таких масштабов – это очень большой вызов для архивов. Например, во время Второй мировой войны многие украинские архивы утратили до половины своих документов. Сейчас же наши утраты оцениваются на уровне до двух процентов от всего массива национального архивного фонда. Конечно, каждая утрата документа – это трагедия. Но не все из этих двух процентов непоправимые утраты, потому что тот же украденный херсонский архив мы все равно планируем вернуть после нашей победы. Эти два процента включают те архивы, которые либо были сожжены в первые дни войны, как это случилось в Чернигове, либо которые находятся на территории временной оккупации или в серой зоне и никем не контролируются (их судьба нам на данный момент неизвестна).
– Вы упомянули, что и в советское время украинские архивы понесли непоправимые утраты. Расскажите, пожалуйста, какие архивы вывозились в Россию до того, как Украина обрела независимость.
– Когда уже было понятно, что Советский Союз движется к краху, были уже примеры Восточной Германии и стран Балтии, где было понятно, что архивы КГБ станут доступны широкой массе исследователей и населению. Мне кажется, в 1989 году или в начале 1990-х, до независимости Украины, в последние годы советской власти были приняты меры по уничтожению ключевых документов. Их не вывозили – их уничтожали на месте. Это было сделано очень продуманно и технично, не было ни одного такого приказа – уничтожать документы, мы о нем не знаем, не нашли, но в специальных нормах были сокращены сроки хранения по определенным типам документов. Это был негласный приказ, что можно эти документы уничтожить. И как ни странно, уничтожали документы как раз КГБ, а не НКВД, не ЧК, то есть предшественников КГБ. В современных украинских архивах сохранилось намного больше и репрезентативнее информации про, например, Большой террор или военный период Второй мировой войны, даже времен становления советской власти, коммунистического режима. А вот в 1970–80-е те документы, которые раскрывали сотрудничество с КГБ определенных лиц, они их зачистили, уничтожили очень много, когда стало понятно, что Украина будет независимой. У нас в принципе нет, например, картотеки агентов этого периода. То есть мы не знаем, кто тогда сотрудничал с КГБ. При этом определенные дела сохранились, но там только оперативные клички. И это очень большой труд потом доказать, что человек под каким-то оперативным псевдонимом является тем, кто сотрудничал с КГБ. То есть это целый детектив. В принципе, если в деле описаны подробности, что была какая-то встреча, все другие участники названы по фамилиям и именам, указан какой-то псевдоним агента и если этих живых людей вместе собрать, то они вспомнят, с кем они были. Только тогда, возможно, удастся установить, кто же был этим агентом, который в деле упоминается под псевдонимом. Но это уже не архивная работа. Ведь архивисты не занимаются даже историческими исследованиями. Наша задача очень простая – сохранить документы и усовершенствовать архивное дело, дать доступ для всех, кто желает это исследовать по любым мотивам, – историкам, журналистам, тем, кто интересуется историей своей семьи, для нас это неважно. Для нас главное – сохранить, сделать документы доступными и принять новые документы с той же целью.
– В начале войны против Украины Россия обнародовала архивные документы, которые касаются деятельности ОУН. Насколько я понимаю, хотели таким неуклюжим образом оправдать необходимость начать войну против Украины, тогда пропаганда постоянно говорила о нацистах, бандеровцах в Украине, о денацификации и так далее. Вы не могли бы эти документы прокомментировать?
– Ну, это очень показательно. Возьмем, например, Украину и Россию. Мы можем открыть, показать сотни тысяч дел жертв Большого террора, директивы Феликса Дзержинского, например. Они в это время возьмут, сами выберут, с купюрами, цензурой, какие-то отдельные факты и опубликуют для ознакомления обществом. У меня есть пример, и это реальный факт – выставка о Феликсе Дзержинском в Крыму. Он там на фотографиях в плавочках сидит, как нормальный человек, такой понятный образ. А ведь этот человек был причастен к Большому террору… И выглядит он не как сумасшедшее существо, которое уничтожило сотни тысяч людей на этой выставке. То же самое по отношению к Сталину, например. Они выбирают нужные документы в нужной интерпретации и готовят для плебса архивную выставку, которая подтверждает с архивными документами их концепцию. Ведь российское Федеральное агентство находится в прямом подчинении президенту России, то есть это просто как бы дополнение российской пропаганды. Когда началась война, они были не очень активные, и им сказали: “А ну, давайте!” И глава российского Федерального агентства нашел какие-то там документы времен Ленина о том, что Донбасс еще в те годы просился в состав Российской социалистической республики, а Ленин сказал: “Пусть это будет Украина”. Дескать, значит, мы сейчас исправляем исторические ошибки, возвращаем так называемые “ЛНР” и “ДНР” в состав России. Ну, это же очень удобно – взять и вырвать из контекста отдельные архивные документы и тем самым объяснить исторические корни твоей нынешней политики, пропаганды. Вот с этой целью они используют архивы.
Работа архивистов вообще, я считаю, даже не в списках, не в сборнике документов, ведь это советская практика (для сборника идет отбор). Настоящая работа архивистов – дать доступ ко всему комплексу, а не вытягивать отдельные документы. Тем более если уж комментировать ОУН. Я работал с архивами КГБ, МГБ, НКВД, в том числе и против украинского подполья. Там же кроме того, что читаешь документы, нужны определенные навыки. Когда вы работаете с любыми документами спецслужб, то должны знать, что там бывает несколько видов информации: это бывает правда, это бывает сознательная неправда, это бывает провокация. И распознавать это учат на исторических факультетах, потом это дополняется опытом, когда непосредственно работаешь с такими специфическими документами, как документы советских спецслужб. То есть не все, что там указано, является истинным, и ты должен понимать, где момент специальной фальсификации с целью провокации врагов советской власти.
Любые источники, если вообще говорить, не только про архивы, советские или другие, требуют критики. Любой исторический документ субъективен. Даже если автор пытается быть объективным, вы смотрите на событие его глазами. А он, может, и пытался быть объективным, но всего не видел, например, фокус у него был на другом. Возьмем тех же украинских повстанцев. Надо читать и их документы, там тоже не все правда, вы же понимаете, там свои цели были, надо читать документы советских спецслужб, из польских, немецких архивов, американских, возможно, если есть на эту тему, и тогда в комплексе ты можешь сопоставлять факты, понимать, как оно примерно могло быть. Ну, и к этому добавляется субъективность историка.
Поэтому мне неинтересно, честно говоря, что они там в России достают. Если вы действительно хотите поднять проблему Украинского национального движения во Второй мировой войне – дайте доступ к документов, как у нас в Украине. Дайте доступ, и люди сами разберутся, что там было и как. Они прочитают все документы, которые хотят, а не только те, которые им показывают. Интересный был пример: Украинская архивная служба давно сотрудничает с Мемориальным музеем Холокоста в США. Вот у них в апреле 30-летие, юбилей, и они приглашают нас туда. В прошлом году мы дали согласие музею, и они опубликовали у себя на сайте 10 миллионов копий, сделанных в украинских архивах, касательно проблемы Холокоста в Украине в период Второй мировой войны, касательно коллаборации украинцев, такое тоже было, как и у любой страны было, и так далее. То есть мы ничего не запретили, мы сказали: у вас есть 10 миллионов цифровых копий – опубликуйте для всего мира, пусть люди изучают. Я тогда написал статью, в которой сказал: российская пропаганда говорит, что у нас антисемитский, нацистский режим в Украине. В то же время мы предоставили 10 миллионов копий Мемориальному музею Холокоста в США, они в свободном доступе. Россия, вы можете повторить то же самое? Вы можете про Холокост на территории Российской Федерации оцифровать документы и сделать онлайн 10 миллионов копий? Повторите это и потом будете рассказывать, какая нация антисемитская и нацистская.
Comments
No comments yet. Be the first to react!